«Вскинули головы. Орлов говорил: „Это летят Персеиды. В бешеном полете своем не боятся пространств“».
«Они летят все вперед… далеко за Нептун, в темных объятиях пространственности»…
«Им чужд страх, и они все одолеют полетом… Сегодня улечу я, а завтра — вы, — и не нужно бояться: мы встретимся»…
Они долго следили за полетом Персеид. То тут, то там показывались золотые, низвергающиеся точки. И гасли.
Орлов шептал: «Милые мои, поклонитесь Нептуну».
(16) В первоначальном варианте текста далее следовало:
...поставили новый крест; на нем висел венок фарфоровых незабудок.
Вспомнилось, как со вздохами, таимыми от меня, он расстался с мыслью видеть меня ученым, удивляясь вниманью, которое мне оказывал Мережковский; он уже понимал, что чего-то не понимает
(ЦГАЛИ, ф. 53, оп. 1, ед. хр. 30, л. 25).
(17) В первоначальном варианте текста далее следовало:
...Мать верила моему музыкальному слуху и следовала за моим увлечением — Григом и Вагнером; но не переносила мысли, что я сочиняю мелодии.
Думается, что тут — дух противоречия; ее протест обрезал крылья; «композитор» догаснул в подполье: к 1902 году; раз, застигнутый соседкой
— и т. д. (ЦГАЛИ, ф. 53, оп. 1, ед. хр. 30, л. 26–27).
(18) Белый подразумевает свою «мистериальную» влюбленность в М. К. Морозову, оказавшую в 1901 г. огромное воздействие на все его мироощущение: «…весь этот год для меня окрашен первой глубокой, мистическою, единственной своего рода любовью к М. К. М. <…> М. К. М. в иные минуты являлася для меня лишь иконою, символом лика Той, от Которой до меня долетали веянья» (Материал к биографии, л. 16). О феврале 1901 г. Белый вспоминает: «…моя встреча глазами с М. К. М. на симфоническом концерте во время исполнения бетховенской Симфонии; и отсюда мгновенный вихрь переживаний, мной описанный в поэме „Первое свидание“. С той поры совершенно конкретно открывается мне: все учение о Софии Премудрости Вл. Соловьева, весь цикл его стихов к Ней; и моя глубокая и чистая любовь к М. К. М., с которой я даже не знаком и которую я вижу издали на симфонических концертах, становится символом сверхчеловеческих отношений <…>» (там же, л. 17–17 об.).
(19) Суламифь (Суламита) — имя возлюбленной царя Соломона, к которой обращена библейская Книга Песни Песней Соломона.
(20) «Арсеньевская гимназистка» — Мария Дмитриевна Шепелева (о ее отношениях с С. Соловьевым см.: Литературное наследство, т. 92. Александр Блок. Новые материалы и исследования, кн. 1. М., 1980, с. 332–333). Ср. воспоминания Белого о 1901 годе: «Для С. М. Соловьева этот год был <…> тоже годом первой, глубокой, мистической любви к М. Д. Ш.» (Материал к биографии, л. 16).
(21) В первоначальном варианте текста далее следовало:
...Переживания не были «гнилы»; «гнилы» — многие последовавшие «реальности», вроде хотя бы… запоев Блока, ироника, «испытанного остряка», описывавшего, как в пачке «кредиток» был «любовный напиток».
(ЦГАЛИ, ф. 53, оп. 1, ед. хр. 30, л. 29).
(22) Знаменитый венгерский дирижер Артур Никиш впервые гастролировал в Москве в 1899 г.; американская певица Мария ван Зандт приезжала на гастроли в Россию многократно (впервые — в 1885 г.). В статье «Маска» (1904) Белый, давая литературный портрет Никита, сообщает, что присутствовал на его репетициях (Арабески, с. 134–137). Вспоминая о 1901 годе, Белый отмечает: «В этом же году для меня полоса увлечения Никишем, которым я увлекался и раньше; но теперь Никиш меня все более и более увлекает» (Материал к биографии, л. 27).
(23) Вероятно, имеется в виду адвокат И. А. Кистяковский.
(24) Перипатетики — ученики и последователи Аристотеля (перипатетическая философская школа в Афинах). Белый обыгрывает происхождение названия школы (от греч. peripateo — прохаживаюсь): Аристотель во время чтения лекций прогуливался в Ликее со своими слушателями.
(25) Стихотворения А. А. Курсинского в коллективном сборнике стихотворений «Книга раздумий» (СПб., 1899) напечатаны не были; помимо трех названных Белым авторов в нем были представлены стихотворения Ив. Коневского.
(26) В первоначальном варианте текста далее следовало:
...Брюсов дернул бровями, изображая постановку точки над «и»: я более интересовался Мережковским и Блоком, чем Брюсовым и Бальмонтом; моя недостаточная близость к «Скорпиону» раздражала Брюсова; раздражение высказал он в формах преувеличенной корректности; в те дни был преувеличенно вежлив со мною
(ЦГАЛИ, ф. 53, оп. 1, ед. хр. 30, л. 32).
(27) Подразумевается финальная символическая сцена драмы Г. Ибсена «Строитель Сольнес» (1892): архитектор Сольнес восходит на башню воздвигаемого по его проекту здания, падает вниз и гибнет.
(28) Кружок Н. В. Станкевича — московское идейно-литературное объединение 1830-х годов, в которое входили многие видные литераторы и общественные деятели России (Т. Н. Грановский, В. Г. Белинский, В. П. Боткин, Я. М. Неверов, И. П. Клюшников, В. И. Красов, К. С. Аксаков, М. А. Бакунин и др.).
(29) В первоначальном варианте текста далее следовало:
...я запрыгивал и в лексикон Хлебникова; посягал на «заумь», не вылезал с ней в большой свет; жалею: несколько заумных словечек выскочили в разговоре с Блоком, при матери Блока, тетушке Блока, супруге Блока и других; они породили сумбур вплоть до обвинений меня, что я-де вижу двуногую идею и розовый капот принимаю за… зарю.
На пляже уместны трусики; в гостиной «Бекетовых» надо блюсти себя.
Об этом ниже.
В обществе Петровского, Владимирова и даже С. Л. Иванова я упражнялся в придумывании слов, подобных слову «козловак»